Новы год — час феерверкаў, святковых сталоў і гэтак далей. Але, як мы ўсе ведаем, далёка не ўсе могуць сустрэць гэты дзень побач з сябрамі і блізкімі. Nottoday вырашылі яшчэ раз — а ў такіх пытаннях лішніх напамінаў не бывае — звярнуць увагу на тых, хто сустракае Новы год у месцах пазбаўлення волі.
У гэтым матэрыяле мы разам з Dissidentby спрабуем разабрацца, што азначалі памілаванні беларускіх палітвязняў у 2025 годзе, што стаіць за гэтымі рашэннямі і як рэжым Лукашэнкі шукае новыя спосабы зрабіць зарабіць очко балы перад еўрапейскімі краінамі.
Таксама ў тэксце вы ўбачыце малюнкі беларускіх палітвязняў і зможаце прачытаць гісторыі пра тое, як сустракалі Новы год тыя, хто сядзеў за кратамі ў Беларусі.
Артыкул напісаны ў першых чыслах снежня. Да чарговага выпуску, выгнанне беларусаў з краіны.
— Помилования 2025 года стали сюрреалистическим эпизодом в истории репрессий. Как вы сами пережили этот момент — больше как надежду или как очередной политический фарс власти?
— Исходя из нашего правозащитного опыта работы, мы, возможно, больше чем другие, осведомлены о том, что происходит в стране с точки зрения прав человека. Понимая реалии современной Беларуси и видя лишь усиливающиеся системные репрессии, я не ждала ничего обнадеживающего от режима Лукашенко. Так и получилось: диктатура в очередной раз использовала людей для того, чтобы попытаться выйти из международной изоляции, одновременно избавившись от политических оппонентов и диссидентов внутри страны. Такого рода «освобождения» стали новой чудовищной практикой насильственного перемещения людей из страны.






— Многие освобождённые говорят о разных эмоциональных состояниях — от эйфории до пустоты. Что вы заметили в их первых словах и реакциях, что не попало в официальные истории в медиа?
— Осенью на 2-м Конгрессе по политзаключённым мы презентовали первые итоги нашего исследования про Долгосрочные последствия тюремного заключения и эмиграции — и эти данные показывают все те средне- и долгосрочные последствия, которые ожидают людей, прошедших застенки режима. Более 70% сталкиваются с депрессией, особенно в тяжелых формах она проявляется у женщин. А средний уровень жизни у бывших политзаключённых становится гораздо ниже среднего по миру (на уровне 50-60%, в то время как средний мировой уровень — это 75%). И это как раз то, что обычно не попадает в медиа — долгий путь восстановления и ресоциализации, который может занять многие годы. Внимание общественности обычно концентрируется на эмоциональных событиях или уже критичных случаях, но хотелось бы, чтобы человек был не один не только на пиковых событиях, а ощущал поддержку и внимание тогда, когда они необходимы.
— Если смотреть на помилования не как на гуманитарный жест, а как на инструмент власти, то какие скрытые цели он, по-вашему, решал?
— Как я говорила выше, одна из целей, которую решал для себя Лукашенко, — это выйти из международной изоляции и получить политические очки.




— Были ли среди освобождённых люди, про которых вы думали: «Этих точно не отпустят первыми»? Что в этом раскладе вас удивило?
— Удивительно, как Лукашенко решился использовать в своих интересах таких личностей, как Николай Статкевич. Но, как мы увидели, как раз это у него и не получилось. На сегодняшний день до сих пор неизвестно, где находится политзаключённый Статкевич, который отказался покидать Беларусь. Когда человек выходит на волю после лет давления и цензуры, мир снаружи может казаться даже более абсурдным.
— Что сегодня является самым тяжёлым испытанием для бывшего политзаключённого — не в теории, а по вашему опытному наблюдению?
— Думаю, самое тяжёлое — это синхронизироваться с тем миром, в который вышел человек, потому что тюрьма и остальной мир — это две параллельные реальности. В одной из них человек застыл — его истязают, он пытается выжить, а другая продолжает развиваться и жить по своим законам. Кроме этого, опыт заключения оставляет неизгладимые отпечатки на физическом и психологическом здоровье.
«В СИЗО Новый год почти не отличался от обычного дня. Отбой был строго в 22:00, а около полуночи продольные отдельно проверяли, чтобы никто не вставал с кроватей — за любое нарушение могли выписать рапорт. Тем не менее мы всё равно тихонечко просыпались и в 12 ночи поздравляли друг друга.
До отбоя, примерно во время ужина, мы старались собраться вместе и хоть как-то отметить праздник: накрывали импровизированный стол. Это было важно — просто быть рядом и сделать вид, что день всё-таки особенный.
В колонии режим в праздники был чуть мягче. В новогоднюю ночь разрешали не ложиться до 01:30. Мы собирались в помещении воспитательной работы, там накрывали столы, можно было посидеть вместе, посмотреть телевизор, выйти покурить. Это уже сильно отличалось от обычного распорядка.
Поздравляли мы друг друга, конечно, но по-разному. В колонии — исключительно словесно: тёплые слова, пожелания. Дарить что-то было запрещено. В СИЗО же мы с девочками иногда передаривались маленькими памятными безделушками.
В СИЗО всё было максимально простым и доступным. Делали импровизированный торт из коржей, которые можно было купить в отоварке, сгущёнки, готовили бутерброды. Всё собиралось из передач и покупок. Если у кого-то ничего не было — это не имело значения, угощали всех. Всё было в складчину.
В колонии столы тоже накрывали совместно, но для политических заключённых тема делиться была сложной. В обычные дни это считалось грубым нарушением и наказывалось рапортом, поэтому даже в Новый год мы были осторожны. В основном всё-таки каждый ел своё.
В колонии можно было смотреть телевизор. Шли стандартные новогодние программы, «Голубые огоньки». Это создавало хотя бы какое-то ощущение праздника. В СИЗО телевизора у нас не было — в Гомеле в камерах с политическими он не положен.
Я не могу сказать, что это был по-настоящему радостный или особенный день. Но даже небольшое изменение режима, возможность посидеть вместе чуть дольше обычного, поговорить, посмотреть телевизор — всё это воспринималось как что-то важное. В таких условиях любые отклонения от рутины уже становятся значимыми», — рассказывает Кристина про канун Нового года в беларуском СИЗО и колонии, сидевшая по 342 статье у.к. Р.Б.
— Есть ли истории освобождённых, которые вы до сих пор не можете рассказать публично — но которые лучше всего характеризуют атмосферу этих помилований?
— Наверное, будет не особо этично рассказывать нюансы, но многие вышедшие неоднократно сами делились и продолжают делиться своими историями, а также той фрустрацией, с которой столкнулись, пережив подобное отношение.





— Власть нередко использует помилованных как элемент пропаганды — мол, «всё нормально, мы отпускаем». Сколько свободы на самом деле в этих «освобождениях»?
— Если мы говорим про людей, которые остаются в Беларуси после процесса «помилования», то они сталкиваются с рядом ограничений и продолжающегося давления на них и их семьи. Например, многим запрещают или «настоятельно не рекомендуют» покидать Беларусь, заставляют сниматься в пропагандистских сюжетах о том, как их исправила тюрьма и какой плохой выбор в прошлом они сделали, принуждают писать правозащитникам и помогающим инициативам с целью найти тех, кого ещё не арестовали в рамках борьбы с «экстремизмом» и «инакомыслием». Кроме этого, у человека остаются классические проблемы для прошедшего тюрьму: здоровье физическое и ментальное, десоциализация, атмосфера страха, невозможность устроиться на работу и так далее.
Если мы говорим про тех, кого насильственно переместили в Литву, то это те же самые проблемы с восстановлением плюс то, что в один день человек находится в заключении и планирует свою жизнь определённым образом, а завтра его с мешком на голове вывозят на границу другой страны без документов и в тюремной робе — это выбивает землю из-под ног, безусловно.
— Насколько изменилась карта политзаключённых после помилований 2025 года? Появилось ли у вас ощущение, что система стала более циничной… или наоборот — что она дала слабину?
— В 2025 году мы впервые встретились с практикой, ранее невиданной в новейшей истории Беларуси. Возможно, что-то подобное присутствовало в ХХ веке во время самых тяжёлых политических кризисов на территории нашей страны, а именно принудительное выселение диссиденто_к, которое можно назвать массовым. Правозащитное международное сообщество с большой опаской наблюдает за тем, как ради сохранения власти стареющий диктатор совершает всё более тяжкие преступления, в том числе против человечности.



— Люди на воле часто ждут от помилованных каких-то «громких слов». А что они обычно хотят сказать сами — до того, как начинают оглядываться на свою безопасность?
— Связь с близкими людьми и окружением — это первое, к чему стремится человек, чтобы почувствовать безопасное пространство и нащупать почву под ногами.
«До колонии я не доехал, и всё время задержания пробыл в СИЗО. Новый год встречал почти как утренник в школе: делали праздничный торт из печенья и сгущёнки, готовили ништяки всякие. Смотрели телек — концерты весь день крутили. В 22:00 отбой и электричество офф.
В полночь кто-то кричал в окно, но большинство спит уже к тому времени. Как-то так.
Готовили что пойдёт из чего есть, но самое распространённое, что я слышал, — торт наподобие польского kopiec kreta (кротовый холм): Вручную перемалывается печенье, вариться сгущёнка (просто закидываешь несколько пачек в таз с кипятильниками), топишь сливочное масло. Всё это замешивается, плюс конфеты, плюс фрукты, если есть. Правда, уборка потом занимает дольше времени, чем готовка.
Только ручки снимают от тазика в котором варишь сгущенку, чтобы злые зэки не оторвали и не заточили оружие.
Если в камере кто-то рисует хорошо, то ему прилетают заказы на отрисовку открыток, которые потом пойдут родственникам по почте. Это стараются заранее делать, потому что слоу-почта идёт до недели», — рассказывает Дмитрий про канун Нового года в беларуском СИЗО, сидевший по 342 статье у.к. Р.Б.
— Если честно: помилования 2025 года — это трещина в стене или просто косметика на фасаде?
— С нашей точки зрения, последние практики, связанные с тем, как люди покидали места заключения, говорят о всё более углубляющемся системном кризисе в сфере свобод и прав человека.
Мы видим как государство, возглавляемое диктатором, продолжает последовательно уничтожать институты свободы и прав человека.
И теперь репрессии и последующие преступные тюремные сроки уже недостаточная мера для режима, который был экзистенциально напуган в 2020 году.
В современной Беларуси репрессивные практики продолжаются как тюрьме, так и после того, как человек оттуда вышел, а также принимают вид уже ничем неприкрытого выталкивания неугодных из страны своего рождения.
Как далеко ещё зайдёт эта диктатура, ощетинившаяся полицейскими дубинками?
— В канун Нового года многие ждут чуда. Какое «чудо» сегодня действительно возможно для политзаключённого в Беларуси — и кто способен его сделать?
— Каждый человек, вне зависимости от страны, где он находится, может проявить солидарность и безопасно для себя поддержать политических заключённых. Для этого существуют все возможные инструменты у инициатив и организаций.






— Когда состоится следующий политический «годелинг» — в какую реальность проснутся беларусы в 2026-м?
— Предсказание такого рода вещей — это задача политических аналитиков. Мы же продолжаем системную и практическую работу по поддержке политзаключённых, бывших политзаключённых и их семей, к чему призываем всех окружающих, используя все доступные инструменты.
Nottoday нагадвае, што многія беларусы дагэтуль застаюцца за кратамі за свой смелы выбар, зроблены ў 2020 годзе, да яго і пасля. Мы заклікаем не забываць пра тых, хто сёлета не зможа сустрэць Новы год у коле сваіх блізкіх. Ваша падтрымка — ад звычайнай паштоўкі да дапамогі арганізацыям і ініцыятывам, якія падтрымліваюць беларускіх палітвязняў, як тых, што застаюцца за кратамі, так і тых, хто ўжо выйшаў на волю, — надзвычай важная. Салідарнасць — нашае зброя!