Актывізм
Беларусь дагэтуль жыве ў персаналісцкім рэжыме, дзе Аляксандр Лукашэнка — не проста кіраўнік дзяржавы, а ядро ўсёй сістэмы. Але сістэма старэе. І разам з ёй — яе стваральнік.
Што здарыцца, калі Лукашэнка знікне — фізічна або палітычна? Хто насамрэч кіруе краінай у ягонай ціні? І галоўнае — на каго абрынецца ўся канструкцыя пасля яго сыходу?
Чытайце ў новым тэксце Nottoday — пра пяць колаў улады, два сцэнары транзіту і адно пытанне без адказу: ці гатовая сістэма да свайго ўласнага канца.
Тэкст: рэдакцыя Nottoday
Крыніца: Цэнтр новых ідэй, адаптавана і пераасэнсавана
Система строилась под одного человека. Но человек стареет. Система — тоже.
Беларусь давно живёт по логике персоналистского режима: вертикаль, силовики, бюджет — всё завязано на одном человеке. И пока он жив, система держится. Но даже самые крепкие конструкции разрушаются, когда исчезает тот, кто держал ключ.
Что случится, когда Лукашенко уйдёт? Кто возьмёт власть? И готова ли сама система к жизни без своего архитектора?
Два сценария: добровольно или случайно
Контролируемый транзит
Лукашенко сам выбирает преемника. Это может быть сын, силовик или чиновник. Сам он уходит в тень — во Всебелорусское народное собрание или ещё глубже. Но система остаётся почти неизменной.
Срыв системы
Лукашенко исчезает внезапно: смерть, переворот, кризис, Москва. В этом случае правящий класс будет спасаться, кто как умеет. А страна — откроется хаосу.
Какой из сценариев вероятнее? Логика подсказывает первый. Белорусская реальность — второй.
Пять кругов власти: кто они
Исследование Центра новых идей выделяет пять ядерных групп, из которых сегодня состоит власть в Беларуси. Между ними нет консенсуса. Их объединяет одно — зависимость от режима и страх перед его крахом.
Первый круг. Семья
Это не метафора. Это буквально родственники. Прежде всего — Виктор Лукашенко. Его снятие с поста советника по нацбезопасности в 2021 году породило слухи о конфликте с отцом. Но реальных доказательств нет.
Что важно: только сын может гарантировать полную лояльность. Только он может быть приемлем для Кремля. Только он может наследовать систему без шока.
Второй кргуг. Административная вертикаль
Это чиновники, выросшие внутри режима. Их много. Они боятся изменений. Они не имеют амбиций, но могут поддержать любого, кто обеспечит предсказуемость. Их задача — продолжать.
Третий круг. Экономические технократы
Моложе, умнее, мобильнее. Эти люди мыслят прагматично. Им важна не система, а её стабильность. Они готовы к осторожной трансформации. И, возможно, именно из этой группы выйдет «менеджер перехода».
Четвертый круг. Силовики
Они не просто служба. Это реальная власть. Служба безопасности президента, МВД, КГБ, Генпрокуратура. Они слушают всех. Они назначают. Они держат. После 2020 года — ещё больше.
Силовики — не заинтересованы в реформе. Они заинтересованы в сохранении привилегий. И в отсутствии суда.
Пятый круг. Бизнес, приближённый к телу
Это директора госгигантов: Беларуськалий, БелАЗ, нефтепереработка. Они не свободны, но влиятельны. В регионах — часто важнее губернаторов. Их приоритет — статус-кво. Они могут быть партнёрами нового режима — если он даст им работать.
Они не мечтают о демократии. Они боятся будущего.
Никто из сегодняшнего правящего класса не ведёт Беларусь к свободе. Не потому, что у них злой умысел. А потому что у них нет другой политической карты. Для них демократия — это не альтернатива, а угроза. Не путь, а хаос. Не шанс, а риск потерять всё.
Они выросли в системе, где власть — это не служение, а безопасность. Где лояльность ценнее компетентности. Где любое инакомыслие — подозрение. Где жить — это выживать. И когда ты десятилетиями живёшь так, любой разговор о «новой Беларуси» кажется разговором о твоей смерти — политической, социальной, а возможно и физической.
Правящий класс не хочет перемен. Он хочет сохраниться
Он хочет, чтобы всё осталось как есть — или хотя бы не стало хуже. Чтобы не пришли новые и не спросили: «А что вы делали с 2020-го по 2024-й?» Чтобы не пришлось объяснять, почему ты молчал, когда избивали. Почему подписывал приказы. Почему получал квартиры за счёт бюджета. Почему называл всё это “службой”.
Они не строят будущее. Они боятся в нём оказаться
Потому что любое будущее — это пересмотр. А любой пересмотр — это угроза. Им не нужно новое.
Им нужно продолжение старого — в чуть изменённой форме.
Пусть будет другой лидер, пусть сменится фасад, пусть проведут референдум. Главное, чтобы не тронули их самих. Их должности. Их влияние. Их прошлое.
Вот почему эта система может трансформироваться, но не реформироваться. Она может адаптироваться, но не измениться изнутри. Она не способна породить демократию — потому что рождена не для неё.
И если завтра что-то изменится, они будут не строителями новой страны — а её самыми осторожными пассажирами.
В чём на самом деле страх системы
Снаружи кажется, что система монолитна. Она говорит одним голосом, действует без сомнений, не оставляет следов сомнений. Но внутри — другое. Внутри — страх. И у каждого круга власти он свой.
Силовики боятся трибунала
Они знают, что делали. Знают, чьи приказы исполняли. С 2020 года они стали не просто опорой режима — они стали его руками. Репрессии, обыски, пытки, депортации — всё это останется в архивах и свидетельствах. Они понимают: падение режима может означать Нюрнберг. Или Гаагу. Или хотя бы месть от тех, кто сегодня молчит. Поэтому их задача — не допустить перемен любой ценой. Даже если придётся самим стать режимом.
Чиновники боятся увольнения
Они не идеологи. Они не военные. Они — исполнители. Для них власть — это должность, кабинет, график, столовая. Они встроены в систему и не умеют жить вне её. Если система исчезнет — исчезнут и они. Им нечего предложить миру вне вертикали. Поэтому их страх — остаться никем. Без должности, без статуса, без смысла.
Технократы боятся хаоса
Они мыслят рационально. Для них идеальный режим — предсказуемый. Без идеологии, но с бюджетом и курсом. Они не против реформ — но только осторожных. Не против перемен — но не революции. Им страшно, что вместо управляемого транзита начнётся обвал, в котором не будет места компетенции. В котором снова победят силовики. Или уличная толпа. Или Москва.
Бизнес боится конфискаций
Госкапитализм по-белорусски — это сделка: ты лоялен — тебе дают работать. Нарушишь правило — лишишься всего. Поэтому крупный бизнес научился не иметь взглядов. Но он всё равно уязвим. Если режим рухнет — придут новые. С новыми законами. С новыми интересами. И никто не обещает, что у прежних владельцев останется хоть что-то. Даже земля под заводом.
Семья боится мести
Это самое близкое окружение Лукашенко. Его сын, его люди, его история. Они понимают: если система рухнет, именно они станут символами прошлого. А символов не жалеют. Их не судят — их сжигают. Им мстят публично. Чтобы закрыть главу. Поэтому их страх — не за власть, а за физическое выживание.
Сегодня эти страхи держат систему вместе. Но швы уже трещат. Всё чаще — в приватных разговорах, в кулуарных сигналах, в отставках и перемещениях — звучит главный вопрос:
А что, если завтра всё изменится?
Кто может возглавить страну после Лукашенко?
✖ Виктор Лукашенко — символ преемственности, но не легитимности.
✖ Силовик — управляем, но токсичен.
✖ Технократ — безопасный выбор для элиты, но чужой народу.
✖ Чужой кандидат — возможен только при крахе режима.
Заключение: не конец, но излом
Политический транзит в Беларуси будет не про выборы. Он будет про страх, компромисс и борьбу за уцелевшую конструкцию.
Крах режима — это не обязательно свобода. Это может быть просто новая форма старой зависимости.
Но одно ясно: в тени Лукашенко уже формируется новая реальность. И кто выйдет на свет — зависит от того, как именно исчезнет тот, кто всё ещё держит страну за горло кровавой рукой.