Гендар
Тоні Лашдэн – пісьменн:іца і актывіст:ка з Мінска: гэтыя дзве ідэнтычнасці непарыўна звязаныя ў жыцці нашай суразмоўніцы. У рамках рубрыкі “Чытаць у эміграцыі” мы пагаварылі з Тоні пра квір-пісьменніцтва, палітычнасць у літаратуры, а таксама пра тое, як з страшных падзей нараджаюцца тэксты.
– Как начался твой активисткий путь? Насколько я помню, ты был_а в числе первых, кто начал активно освещать в социальных сетях тему квир и феминизма в Беларуси (если говорить о поколении миллениалов)?
– Я достаточно критически отношусь к маркировке каких-то явлений, людей и событий как “первых” и “единственных” и саботирую попытки журналист:ок вписать меня как родоначальни:цу то квир-феминизма, то феминистской литературы, то радикальных в русскоязычном пространстве. Во-первых, в подавляющем большинстве случаев это фактологически некорректно, а во-вторых, это культивирует специфический тип памяти о прошлом, где есть отдельные герои и героини, благодаря которым что-то происходит. Хотя, на самом деле, изменения происходят исключительно благодаря коллективным усилиям.
Для меня последние четыре года, то есть, начиная с кризиса 2020 и заканчивая нынешним положением дел, когда тысячи беларуских людей оказались в вынужденной эмиграции, а внутри самой Беларуси инфраструктура социальных движений была насильственно разрушена, показали, насколько память – индивидуальная и коллективная – уязвима.
И сколько усилий необходимо прикладывать, чтобы эту память сохранять. Своим телом, на очень физическом уровне, я участвовала, наверное, почти во всех феминистских и квир-процессах, которые в Беларуси были с 2010-ых. Я несу в себе эту память, делюсь ей и вижу большую ценность в том, чтобы про эту память говорить.
Когда я начинал:а заниматься квир-феминизмом, в беларуском пространстве уже были люди, которые и писали, и говорили на эту тему, и многие из них делали это в академической среде. Во многом это была работа в физических пространствах: люди читали лекции, делали фестивали, собирали ридинг группы. Так как у меня доступа к этой академической среде не было и я занимал:ась онлайн активизмом, я постоянно чувствовал:а, что делаю какую-то работу с нуля. В 2010-ых, когда я начинал:а заниматься феминистским активизмом, беларуские медиа очень настороженно относились к этой теме, и уровень неприятия феминисток в обществе был очень высокий.
Сейчас это, наверное, сложно представить, но в то время это было радикальной практикой – публично говорить о себе как о феминистке и о квир-активист:ке.
С годами я обросл:а контактами, как растение обрастает корнями, и тогда нашл:а “своих”. Я увидел:а, что моя работа очень плотно пересекается с активизмом Татьяны Щурко, Нади Гусаковской, Алекса Першая и других исследователь:ниц, с которыми меня разделяло одно поколение, и параллельно начал:а находить соратни:ц из своего поля. Я понял:а, где я нахожусь в истории беларуского квир-феминизма. Это служило для меня очень большой опорой и поддержкой: знать, что в Беларуси есть другие люди, занимающиеся квир-феминистской проблематикой.
Большая проблема беларуского поля заключается в том, что даже в те годы люди, связанные одними ценностями и политическими утопиями, могли не знать друг про друга. Мы были разделены расстояниями: кто-то работал в Литве, а кто-то – внутри Беларуси. Мы были разделены поколенчески: когда я начал:а заниматься активизмом, мне было 20 лет, а многим из моих коллежанок – 35 и больше. Сейчас, как мне кажется, это только усугубилось, и потому особенно важно возвращать имена в нашу общую историю.
– Как начался твой литературный путь?
– Мне кажется, я всегда писал:а. Для меня это очень естественный способ думать про мир и фиксировать себя в нем. Я писал:а в очень разных формах и жанрах, но, думаю, в общепринятом смысле художественной литературы я начал:а писать после окончания школы.
– Твой первый сборник назывался “15 дней, когда я умирала”. Он основан на твоем личном опыте переживания депрессивного эпизода, насколько я поняла. Как пришла идея его создания? Помогло ли тебе написание сборника отрефлексировать, пережить эти состояния?
– “15 дней, когда я умирала” – это не сборник, а скорее авто-фикциональная повесть, написанная как дневник, в период, когда я ещё термина “авто-фикшен” не знал:а. Не могу сказать, что написание этого текста именно “помогло” мне.
Когда я писал:а эту повесть, я чувствовал:а тяжелейшее давление социальной стигмы и газлайтинг в связи со своим состоянием.
С одной стороны, я был:а маркирован:а как “психически больной” человек. С другой стороны, почти всё близкое окружение и структуры психиатрической помощи постоянно говорили мне о том, что моя “болезнь” – это результат слабоволия, нежелания взять себя в руки. Такое двойное послание оказало на меня разрушительное воздействие. Много лет я не предпринимал:а вообще никаких попыток начать процесс исцеления, потому что считал:а, что мои проблемы можно решить нажимом воли.
Из этого напряжения появился этот текст. Он фиксирует критический момент моего опыта хронической депрессии, перетекающей в психоз, и показывает, как внутри психического заболевания действует своя логика, которую невозможно понять извне.
– Твое творчество можно отнести к квир-литературе? Если да, то в чем специфика?
– Я говорю о себе как о квир-писатель:нице. Под этим я понимаю, что опыт квир персонажей, репрезентация ненормативных сексуальностей и гендерных идентичностей центральны для моего письма. Помимо этого, квирность моего письма выражается в том, как я работаю с темами, которые, на первый взгляд, не имеют ничего общего с сексуальностью. Это, например, тема экологического кризиса, войны, миграции, политического коллапса. Квирность моего творчества в том, чтобы в этих темах найти такую точку говорения, которая сделает видимой множественные уязвимости, вызванные этими катастрофами.
– Расскажи про проект “Растяжение” и твою роль в нем?
– “Растяжение” – это сообщество беларуских писатель:ниц и поэт:есс, которые вместе ищут феминистские альтернативы для беларуской литературы. Это неформальное сообщество, и у него нет какого-то структурированного манифеста. Мы собрались вместе, объединенные желанием привносить в беларускую литературу большую женских и квирных голосов, и поддерживаем друг друга в индивидуальных и групповых проектах.
Как сообщество, “Растяжение” сформировалось после одноименной лаборатории феминистского письма, которую мы делали вместе с моими коллежанками в 2022-м году. Я придумал:а лабораторию “Растяжение” в конце 2021, и уже осенью 2022 появился первый сборник, написанный в её рамках. Лаборатория была посвящена опыту протестов 2020 и вынужденной миграции.
В 2022 году, когда Россия начала полномасштабную войну в Украине, я часто думал:а, стоит ли вообще делать лабораторию. Может, стоит отложить, вернуться к этой идее позже. Меня мучали этические сомнения: не будет ли это отвлекать от чудовищных событий, которые происходят в Украине? Не будет ли это каким-то эгоистичным шагом? Есть ли людям вообще про что писать? Сейчас, когда я думаю про это, я удивляюсь своей отчаянности. Параллельно с лабораторией, я был:а очень активн:а в анти-военной работе, занимал:ась коллективным и личным активизмом, писал:а свои тексты, пытал:ась справиться с ПТСР, полученным при работе с эвакуацией и помощи пострадавшим от российского вторжения в Украине. У меня не было ни сил, ни времени. И все-таки я решил:а, что лабораторию нужно делать.
Я тогда почувствовал:а, что, возможно, не будет никакого будущего, в котором у нас будет время отрефлексировать, что произошло в 2020-м. Будущее будет только сужаться, и пространство, где беларус:ки смогут высказаться, рискует оказаться стёртым.
В сборник вошли тексты, в том числе, осмысляющие роль Беларуси как страны-соагрессорки – и я удовлетворен:а, что мы смогли создать такое пространство, где беларус:ки говорили про себя, свой опыт и свои реальности.
Сборник можно бесплатно скачать вот здесь.
В этом году, в 2024, вместе с литературным зином “Фигуры” и “Растяжением”, мы завершили лабораторию деколониального письма “Корни\Листья”. Я очень горжусь тем, какой сборник получился по итогу этой лаборатории. Сборник этого года работает с исторической памятью и сложностью Беларуси как мультикультурной страны. Мы стремились создать пространство, где автор:ки смогут открыто поговорить о своих отношениях с языком, культурой, историей и политикой – и тексты сборника подтверждают, что нам это удалось.
Сборник можно бесплатно скачать вот здесь.
– У тебя недавно вышла книга “Чорны лес”, которая посвящена событиям 2020-го года. Как долго шла работа над ней? И как события в Беларуси отразились на тебе, как литератор_ке? Ведь кто-то сразу пытался отрефлексировать происходящее, а кто-то впал надолго в творческий ступор, и лишь спустя время смог снова начать писать. Как это было у тебя?
– Я начал:а писать рассказы из этой книги в августе 2020, тогда еще не зная, что это будет книга. Тексты вываливались из меня. Летом 2020 я занимал:ась правозащитной и медийной работой: рассказывал:а про пытки в беларуских тюрьмах, давал:а интервью по ситуации в Беларуси, писал:а публичные отчеты. Я не знаю, как это описать, кроме как сказать: “Это было ужасно”.
Это было ужасно. Я столкнул:ась с непостижимым, непонятным кошмаром, который не могл:а переварить. Моих друзей задерживали, моих коллежанок выкрадывали ночью, я боял:ась ареста. Я писал:а не потому, что думал:а: из этого получится отличная книга. Я писал:а, потому что не могл:а не писать, не знал:а, что еще делать.
Я пыталась найти смысл в том, что происходило, но этого смысла не было. Мир развалился, и я фиксировал:а этот разлом.
Я хорошо понимаю тех, кто перестал писать на какое-то время. Мой привычный художественный язык, которым, написан другой мой сборник текстов, “Последний автобус уходит в восемь”, оказался неприменимым к контексту, в котором я жил:а. Я собирал:а по осколкам новый способ письма – и это совсем другой язык, другой способ видения.
– Сложно ли совмещать активизм и писательство? Не бывает ли таких ситуаций, когда “внутренний_яя активист_ка” подавляет творческое начало?
– Единственная сложность в том, что денег нет! Надо было выбирать вторую какую-то более прибыльную профессию.
Но вообще для меня это разные модусы работы. Как активист:ка, я контролирую себя значительно больше, чем как писатель:ница. Творчество для меня – это возможно выразить эмоции и мысли, которые могли были бы неприемлемы в правозащитной работе, это пространство, где я не цензурирую себя.
Я иногда слышу критику в свой адрес о том, что мои тексты очень политичны, и что настоящая высокая литература перешагивает через политику и проблемы повседневности.
У меня, к сожалению, нет привилегии перешагнуть через политику. Моё квирное транс-тело само по себе политично, мой опыт двойной вынужденной миграции политичен.
Каждый день, когда я просыпаюсь, я просыпаюсь внутри политики – и пишу я именно из этой точки зрения.
– Что тебя вдохновляет на написание своих произведений (кроме того, о чем мы говорили выше)?
– Я не верю во вдохновение. Я сейчас всем объясняю, что я не занимаюсь вымыслом – у меня скромная роль документалист:ки. Я выхожу в мир, обезображенный событиями последних лет, и пишу то, что вижу.
– Какие литературные планы на будущие?
– Прямо сейчас я работаю над газетой “Вечерний Минск”. Это мой подарок сам:ой себе. Я минчуч:ка в четвертом поколении, и для меня невозможность вернуться в Минск – это очень серьезная утрата. В моей газете, я записываю новости, которые получаю из хтонической зеркальной Беларуси, её радости и горести. Я надеюсь, что к лету этот текст станет доступен для читатель:ниц.