Эміграція
У Варшаве, сярод шумных бараў і кватэрных канцэртаў, гучыць музыка, у якой пераплятаюцца балканская змрочнасць, панк-энергія і беларуская рэфлексія. «Сербскі нож» — гурт беларусаў у выгнанні, чые тэксты гавораць пра гвалт, веру і чалавечую прыроду. Яны граюць на стыку постпанка і пост-хардкору, але для іх музыка — гэта не жанры, а спосаб асэнсаваць перажыты досвед, свае і чужыя межы і прыроду дабра і зла. Чытайце інтэрв’ю з «Сербскім нажом».
Как родился «Сербский нож» и что он значит для участников
Привет! Как появилось название «Сербский нож»?
М: Почти на каждом интервью нас спрашивают об этом — и почти всегда первым вопросом. Думаю, честно будет адресовать его Сергею. Сергей Алексеевич, вам слово.
С: Ну, если коротко, еще во времена работы в Киеве, мы часто придумывали похожие вещи. Я тогда интересовался историей Прибалканских войн и был поражен тем, насколько они были жестокими. В голове возник образ, символизирующий бессмысленное насилие на этнической почве и человеческую ненависть в целом. Так и появилось название.
М: Лично для меня это тоже символ бессмысленной жестокости и насилия. В свое время я увлекался не столько историей, сколько, так сказать, «Балканским кинематографом» — там рефлексируют на те же темы: война, насилие, разрушение. И хочу подчеркнуть: «Сербский нож» — это не то же самое, что «сербосек».
С: Да, «сербосек» — это реальное оружие, которым пользовались хорватские нацисты для убийства сербов. Оно крепилось на перчатке и позволяло наносить удары ладонью, не выпуская оружия из другой руки. Но наше название с этим не связано.
Ст: Для меня это даже не столько символ человеческой жестокости, сколько отражение самой природы человека — нашей склонности к упадку и низости.
М: Еще одна ассоциация с Балканами у меня связана с тем, что войны и вспышки насилия, которые происходили в Восточной Европе и странах бывшего СССР, на Балканах проявлялись особенно концентрированно. После падения социалистического блока там все вспыхнуло почти сразу — и с огромным градусом жестокости. Не зря их называли «пороховой бочкой Европы».
Музыкальные влияния и творческая атмосфера
Какую музыку вы слушали в подростковом возрасте?
Ст: Наверное, я до сих пор в каком-то смысле в подростковом возрасте. Но если говорить о ранних годах — слушал просто рок: Rammstein, Ляпис Трубецкой. Позже открыл для себя современную молодежную музыку — ЛСП, Макс Корж, волну 2017 года. Потом пришел к более интересным жанрам: инди, классический рок, абстрактный рэп. Особенно на меня повлияла группа «Молодежь выбирает космос» — смесь абстрактного рэпа и тяжелых гитарных партий.
Мое знакомство с белорусской сценой началось на фестивале «Эпофест» в Витебске. Там я увидел группу «Труп» и понял, что в Беларуси есть живая альтернатива и панк. С тех пор начал копать глубже, изучать историю сцены, даже уже живя в Польше.
Наибольшее влияние на меня оказали абстрактный хип-хоп в духе Макулатуры и британская/американская шугейз-сцена — Slowdive, My Bloody Valentine, а также панк-группы. И да, в детстве я любил сибирский рок за его DIY-подход: музыка, записанная в подвале на кассету, без претензий — как и современный рэп. Это вдохновило меня попробовать делать что-то свое.
М: У меня путь был похож. В подростковом возрасте я слушал популярную музыку и рок без строгих жанровых рамок. В старших классах стал тяготеть к тяжелой музыке: трэш-метал, ранний дэт-метал. В университете познакомился с Сережей, и он открыл мне панк-рок и постпанк. Петля пристрастия стала моей любимой группой, я ходил на их концерты, следил за релизами.
Параллельно слушал Dead Kennedys, российскую ПТВП, группу Химера. Были и периоды увлечения хип-хопом, но, в отличие от Стаса, я не фанат Макулатуры. Мне ближе «Мой бумажный пакет» — чуть более философские тексты. Влияние на «Сербский нож» оказали панк-рок, постпанк и пост-хардкор в духе Fugazi.
С: Я начинал с американского поп-панка — Sum 41, Blink-182. Благодаря им научился играть на гитаре. Потом стал изучать корни жанра и погрузился в панк и хардкор 80-х: Black Flag, Fugazi, Bad Religion.
Д: А я вообще слушала русский рэп. К ребятам попала как панк-барабанщица. Панк играть легко, поэтому особой музыкальной подготовки не требовалось.
Ваши треки наполнены атмосферностью и мрачными образами. Это отражение внутреннего состояния или осознанный художественный приём? Можно сказать, что вы мрачные люди?
С: Наверное, нельзя назвать нас мрачными людьми. Это скорее неосознанный выбор. Я вообще не очень верю, что творчеством можно заниматься на сто процентов осознанно: это всегда происходит наполовину подсознательно, наполовину в состоянии такого полутранса — полусознательно. Лично я не мрачный человек; я, скорее, по натуре меланхоличный. А тексты — это, опять же, попытка осмыслить то, что с нами происходило; то, что происходило в регионе; то, что происходило в нашей конкретной жизни. И это размышления о том, что такое человек и как устроена человеческая природа.
Ст: Расскажу-ка насчёт «мрачности» одну вполне взаимосвязанную историю. Ещё до того, как я познакомился с Сергеем, у него был музыкальный проект, и к нему — инстаграм-аккаунт с картинками. Я, живя здесь, на него был подписан и время от времени видел сторис, которые там выходили. И у меня почему-то возникло какое-то подсознательное (ну, ладно — не подсознательное, а вполне конкретное) ощущение, связанное с этими картинками. В какой-то момент я вижу в сторис фото из окна автобуса — и по пейзажу понимаю, что это мой район в Варшаве, где я живу. Следом — следующая сторис: какое-то помещение, на стенах плитка, непонятно, что это за место. И ещё до того, как мы познакомились, мне вдруг показалось, что Сергей работает в психиатрической больнице рядом с моим домом. Я решил, что фото — оттуда: сначала пейзаж буквально напротив моего дома, потом это странное помещение с плиткой. Я подумал: «Ага, вот он, мрачняк». А потом оказалось, что это была просто кухня.
М: Я бы мог добавить, что полностью присоединяюсь к ребятам: мы точно не мрачные люди. На концерте, понятно, в рамках какого-то сценического образа может сложиться такое впечатление. Но когда мы просто стоим у бара или уже под сценой, мы — обычные: иногда весёлые, иногда, признаю, душные.
Д: Я согласна с Мишей на все сто.
Хорошо. Следующий вопрос. Многие ваши песни содержат религиозные и философские отсылки. Какую роль играют философия и религия в вашем творчестве?
Ст: Мне кажется, ответ отчасти уже кроется в предыдущих словах Сергея: тексты рождаются бессознательно, из того, что внутри. Поэтому это связано именно с личными религиозными переживаниями и открытиями — а не только с попыткой осознанно «взять и поработать» с религиозной темой. Оно, видимо, так собирается внутри, а потом само выходит наружу — везде, в текстах, в образах. А если говорить о роли, то многое зависит от того, что мы называем религией и что под этим понимаем. Про себя скажу: я считаю себя христианином, и для меня это играет основополагающую роль в жизни.
А вы все верующие люди или нет?
М: Я бы себя, скорее, назвал неверующим. Мне кажется, я делаю недостаточно, чтобы относить себя к какой-то религии — ничем подобным не занимаюсь и не могу честно себя к этому причислить.
С: Тут вообще важно, что именно имеется в виду, когда задаётся вопрос о религии: это попытка переосмыслить какой-то более исторический, более абстрактный опыт — или это всё-таки личное переживание? У меня всё начиналось с интереса к религии как к явлению: историческому, культурному — ну, скажем так, философскому, оформленному и абстрактному. Что-то, что формировало традиции, влияло на окружение и т. д. А потом, по мере жизни, понимаешь: всё лишнее отшелушивается — и остаётся только то, что ты сам пережил, что лично прочувствовал и осознал. И вот таким образом я и пришёл к вере: через личную трансформацию взглядов и мнений. Для себя я нашёл взгляд на реальность, который соответствует моему опыту. Сейчас скажу так: моя идентичность «христианин» — одна из основополагающих; она превалирует над национальной, политической и т. д. При этом я ближе к духу протестантизма: мне чужды большие организованные религиозные институты — православные или католические. Я считаю, что у них мало общего с христианством как с верой и как с личным опытом переживания.
Д: Верующая. Без фанатизма — наверное, так и скажу.