Эміграція
У другой частцы лонгрыда Pollinatrix распавядае пра «Вясёлку», пра яе адметнасці ў розных краінах, навошта нямецкія мянты прыйшлі на мясцовую «Вясёлку» і пра культуру сучасных джыпсі і разважае, ці падобныя яны да балгарскіх цыган.
Pollinatrix
— Ты говорила, что ты тусовалась на Радугах. Я тоже тусовался на Радуге один раз. Культура радуги — не только про хиппи, но и про джипси-культуру. Относишь ли ты себя к современной джипси-культуре?
— В каком-то смысле — да.
В моей жизни есть аспекты бесконечного карнавала, музыки и пилигримности. И на Радуге многие мои знакомые и друзья вдохновляются этим стилем жизни — постоянным движением, артистичностью, музыкой, танцами.
Поэтому конечно есть какие-то похожие аспекты.
— А что лежит в основе современных джипси? Какие черты?
— Мне сложновато ответить на этот вопрос, потому что я в Пловдиве немного их побаивалась, не успела законнектиться.
— Я имею в виду не ромаловых, а современных джипси, которые осознанно выбирают образ жизни кочевников. Опираясь на свой радужный опыт, на опыт проживания психоделиков, на учение музыки, я думаю, что ты встречала уже таких людей?
— Если говорить про таких людей, то да, встречала. Самой главной их чертой будет более кочевнический, непривязанный к материальности и более быстротечный жизненный ритм. Например, на Радуге при отсутствии средств можно всегда пойти поаскать (сабраць грошы ад мінакоў – рэд.), так быстренько нарешать какие-то ресурсы, чтобы заполнить материальные потребности — такие как покушать, попить. И, быстро закрыв базу, ты можешь заниматься музыкой, путешествиями и вообще чем задумается.
Такой момент, в принципе, мне близок. Но прямо чтобы я сказала, что хотела бы на постоянке так проживать — нет, это не мой способ. Мне всё-таки интересно посидеть, подумать над планами и проектами, погрузиться в это. У меня есть такие друзья радужные, которые просто ездят с Радуги на Радугу, бездомные, зарабатывают музыкой на улицах, стритуют. Но мне нравится миксовать оседлую жизнь, вдохновляться — и потом путешествовать.
— В джипси-культуре не особо принято работать. Больше принято аскать деньги или играть музыку за деньги, делать фаер-шоу, различные выступления, менять свой навык на ресурсы. Со вторым понятно, но с первым — как ты относишься к асканию денег без предложения чего-то взамен? Должны ли люди делиться финансами и ресурсами не получая ничего взамен?
— Слушай, ну я вот много думаю об этом в последнее время, и я на самом деле не совсем понимаю людей, которые этим занимаются. Потому что просто для себя же веселее, знаешь, выучить какой-то скилл, отмастерить его и зарабатывать этим. То есть давать или не давать деньги — это личностный момент. Всё-таки люди, которые аскают, бывают разные, в разных состояниях и потребностях.
Но я лично не понимаю такого подхода к жизни. Мне кажется, просто интереснее для себя же заниматься каким-то делом, делать это красиво и получать какие-то бонусы от этого — от окружающих людей.
— То есть ты считаешь, что требование денег на улице без предложения какой-то услуги или товара — это наглость? Либо это смелость, либо это какой-то призыв к помощи? Что это?
— Я скорее думаю — глупость или лень. Ну, в отношении себя и окружающего мира. Может, это привычка. Но у меня нет никакого негатива к этому. Я не злюсь, если у меня спрашивают деньги на улице — мне не кажется, что это строгонегативный процесс. Скорее, да — глупость, или это просто вошло уже в привычку у какой-то части людей.
Но радужная семья в этом плане молодцы — они хипповая культура и показывают, что можно не просто быть без постоянной работы, но и делать что-то красивое параллельно, наполнять улицы радостью, карнавалом, как-то поднимать настроение.
— А чем отличается джипси от хиппи?
— Я думаю, хиппи — это про идею, а джипси — это про традицию. Идея может совершенствоваться, а традиции сложно менять.
Есть и культурные травмы, которые сложно просто взять и переосмыслить. И ты, больше имеешь в виду про джипси как про рома?
— Я имею в виду джипси больше как образ жизни — альтернатива оседлому, потребительскому образу жизни.
Сучасныя метафарычныя «джыпсі»
Субкультурныя групы людзей, якія выбіраюць кочавы ці паўкочавы лад жыцця ў духу свабоды, незалежнасці і адмове ад спажывецкай культуры. Яны не з’яўляюцца этнічнымі рома, а хутчэй натхнёныя ідэяй вандровак, самавыяўлення і жыцця па-за сістэмай.
— Жывуць у аўтадома, фургонах, на прыродзе ці ў альтэрнатыўных паселішчах.
— Часта працуюць дыстанцыйна (digital nomads) або займаюцца рамёствамі, мастацтвам.
— Прытрымліваюцца эстэтыкі boho, handmade, slow living, экалагічнасці.
— Наведваюць фестывалі (Burning Man, Rainbow), удзельнічаюць у хіпі- або DIY-сцэне.
— Прапагандуюць свабоду перамяшчэнняў, самадастатковасць, духоўныя пошукі.
Але такі, на першы погляд, нявінны лад жыцця — «джыпсі»-ідэнтычнасць — часта крытыкуецца за рамантызацыю і культурную апропрыяцыю ладу жыцця сапраўдных кочавых народаў.
— Если честно, современных джипси я встречала мало, но вот про радужную семью или болгарских цыган рассказать могу.
— Здорово! Тогда такой вопрос: субкультурные творческие джипси и современные болгарские цыгане — отличаются? И как насчёт множества стереотипов вокруг народа рома? Ты живёшь в Болгарии, где много представителей этого народа. Эти стереотипы оправданы?
— Часть из них точно оправдана. В том смысле, что если ты не местный, не цыган, то лучше с ними дел не иметь. Особенно если ты девушка — не стоит ходить по их районам, это небезопасно. Я однажды была в таком квартале со своим парнем — и атмосфера там была напряжённая. Думаю, больше туда не пойду, ради собственной безопасности.
— Что случилось? Что там произошло?
— Ничего конкретного, но ощущение было неприятное. Там царит подвижный уличный дух, как, наверное, в Индии: всё бурлит, происходит куча всего одновременно. Цыгане, по моим наблюдениям, очень коллективны — могут постоять друг за друга, могут действовать как толпа. Им ничего не стоит, грубо говоря, наебать пришлых. Я просто проходила мимо и чувствовала на себе свист, крики. Спасло то, что была с парнем — ко мне напрямую никто не приставал, но всё равно было не по себе.
— Осталось ли у рома что-то мистическое, древнее, традиционное? То, о чём писали в художественной литературе? Или всё свелось к героину и порабощению женщин и детей?
— Мне хотелось бы верить, что в глубине их комьюнити сохранились традиции. Но по тому, что я вижу здесь, в Пловдиве — всё сводится к продаже наркотиков, проституции, попрошайничеству. Это печально, но факт. Я не встречала здесь цыган, занимающихся уличным искусством — только попрошайничество и барыжничество.
— Если бы ты могла считать современных цыган как нотную грамоту, какая бы музыка получилась?
— В ней точно было бы много индийских мотивов, потому что, насколько мне известно…
— Подожди. Мы только что говорили о порабощении, попрошайничестве и наркоторговле — и ты находишь в этом индийскую музыку?
— Если смотреть с этой точки зрения, то скорее это было бы что-то тёмное, абстрактное, неритмичное. Никакой структуры — странные басовые линии. Что-то между экспериментальной музыкой, тёмным эмбиентом и, возможно, noise. Потому что noise — он такой: максимально неструктурированный, странный, его неприятно слушать, но за ним интересно наблюдать. Вот примерно такое звучание я бы увидела.
— Поговорим о Радугах. Ты говорила, что путешествовала по разным Радугам. Где ты была? В каких странах?
— Впервые я попала на Радугу в Бельгии в 2022 году. Это меня очень вдохновило. У меня произошло переосмысление жизни — что возможна какая-то альтернативная, негородская реальность. Я поняла, что в каком-то смысле принадлежу к радужной семье. Потому что меня и родители воспитывали в духе взаимопомощи, открытости и союзничества.
В 2023 году я провела всё своё свободное время на Радугах. Была сначала в Польше, потом в Австрии, потом в Швеции. Конечно, каждая Радуга отличалась от другой — ведь Радуга в первую очередь про людей и про культурные коды, которые они с собой приносят.
Но радужный дух сохранялся везде. Это было неизменно.
А в прошлом году я была на немецкой, европейской Радуге. Это была хардкорная история — нас всё время не оставляла в покое немецкая полиция.
Мы, вся Радуга — около тысячи человек — вынуждены были переехать на новое место. Даже там к нам пришли около 50 полицейских, потушили костёр, установили прожекторы и освещали нас всю ночь. А потом пустили дронов.
Ещё две недели нашего пребывания мы каждое утро просыпались под крики: «Ахтунг! Ахтунг! Вы здесь нелегально! Покиньте территорию!» и всё в таком духе. Так что было весело.
— С чем было связано такое поведение копов? Почему они так к вам отнеслись? Я слышал, что вообще у семьи никаких проблем с проведением Радуги нет, это фестиваль такой же древний, как первые записи Beatles и выступать против его, как бороться с историей?
— Причина была в том, что мы, оккупировали частную фермерскую землю. Но потом мы передвинулись в природный резерват, где можно было находиться с палатками. Это была серая зона, и там нельзя было разводить костры. Это была главная тема обвинений немецкой полиции — что мы разводим костры. А нас в пике было тысяча триста человек. Понятно, что костров было не один и не два — ведь нужно как-то освещать пространство и готовить еду. Костры горели и на общей кухне, и повсюду в маленьких лагерях. Главная претензия полиции — что это опасно, и их следует потушить.
Мы даже пытались как-то это обсуждать и находить компромиссы: давайте, мол, мы костёр на кухне потушим, сделаем глиняную печь и будем на ней готовить, а главный костёр перенесём в большую металлическую чашу. И все маленькие костры в частных лагерях тоже потушим. Но, естественно, это было невозможно контролировать при таком количестве людей. Поэтому и появились проблемы.
Дошло до того, что в последнюю неделю начали приходить, забирать палатки, вытряхивать оттуда вещи и просто увозить в ближайший полицейский участок. Также забирали машины со стоянок. Прямое насильственное воздействие. Потому что прогнать такое количество людей иначе было бы слишком дорого.
— Радужная традиция позиционирует себя как место ненасильственное, без насилия. Но если насилие приходит извне — люди должны сплотиться и дать отпор? Или всё-таки использовать дальнейшие способы ненасильственного протеста?
— По радужным традициям очень строго рассматривается ненасильственность во всех аспектах жизни. Когда к нам приходили копы, были провокаторы — радужные, которые пытались выводить на конфликт, на драки. Но радужная семья успокаивала таких персонажей. Мы приглашали копов в разговорные круги, по радужным традициям. Они даже приняли традицию talking stick — когда палочка передаётся по кругу, и все по очереди говорят. Какой-то диалог был настроен, но сложно было соблюдать компромиссы — с таким количеством людей это неконтролируемо.
Хороший момент был на Фулмун (дзень поўні, самы важны дзень на Rainbow – ред.): копы окружили место, где был костёр, и потушили его. Мы подумали: ну, без костра всё равно церемония пройдёт. Там была водная церемония, танцевали девушки. Многие полицейские плакали от красоты.
— Ты говоришь, что было принимающее взаимоотношение с ментами. Не предлагали им в волшебную шапку (шматдзённа на Rainbow паміж сям’ёй ходзіць Magic hat, і туды кожны можа пакласці альбо грошы на патрэбы лагера, альбо тое, што яму дарагое – ред.) бабла скинуть? Или воркшоп по подавлению демонстраций или задержанию нелегалов провести? Не предлагали им принять участие в «Радуге» как участникам — чтобы они вас чему-то научили, а вы их?
— Это прекрасная идея. Не уверена, что такое было. Может, кто-то и предлагал, но я не знаю об этом. Но точно приглашали копов присоединяться, приходить в нерабочее время — потусить, попеть, потанцевать, покушать вместе. Но идея классная. В следующий раз, думаю, я её протолкну.
— Как ты считаешь, за один стол с абьюзером и насильником можно садиться или нет?
— Я думаю, что всё-таки да, можно. Потому что за столом, за насильником на тебя смотрит человеческая душа, у которой есть чувства. Всё зависит от обстоятельств, но я думаю, что к этому стоит стремиться. Потому что я, несмотря на всё, что происходит в мире, верю в человечество. Добро балансирует.
— Радуга — это какой-то заповедный мир умершей эпохи, культуры, традиций, которые сохраняются в искусственно возведённых местах, где проходит фестиваль? Или это серьёзная альтернатива существующей системе потребления и оседлой жизни?
— Я думаю, что это новый мир, который открывается людям. Потому что Радуга — живая. Есть определённые традиции, которые были придуманы в 70-х, но Радуга — это люди. Поэтому она адаптируется. Это живая, подвижная концепция. По моим наблюдениям, каждый год на Радугах больше молодёжи, подростков, которые ищут альтернативы продиктованным условиям жизни. И приезжает всё больше людей, которые выглядят максимально городскими, приличными, цивилизованными.
В наше время, когда дух нагнетается и нагнетается, настоящее нестабильно, а будущее выглядит тёмным и непонятным — Радуга, даже если не даёт какой-то определённой перспективы, она вдохновляет и, точно, излечивает душу в настоящем моменте.
— Что ты можешь сказать про Радуги? Ты была, наверное, на многих. Можешь сказать по одной характерной черте каждой, где ты побывала?
— Да, наверное, смогу. Начну, наверное, с польской Радуги. У поляков очень сильная семья, очень, скажем, пунктуальная и гостеприимная. Они отличались хорошей кухней — всегда всё было вовремя. В плане полевых построек — кухня, какие-то дополнительные лагеря — всё было очень качественно, с иголочки сделано.
На шведской Радуге, там, конечно, было много хардкорного — потому что это было в сентябре, было холодно. Это больше было про выживание вообще в диком лесу, неизвестно где. И, конечно, сильная культура — локальные песни, мифы. Если остальные, знаешь, южные Радуги — это больше про карнавал, про танцы, то на шведской Радуге был дух союзничества, общего дела и работы.
На немецких, на бельгийских Радугах всё немножко сдержанно. То есть нет каких-то таких слишком фриков, отбитых. Там всё-таки присутствует немецкая дисциплина. Ну и, в принципе, всё — больше я нигде не побывала.
— А где хотела бы побывать?
— Мне бы хотелось побывать на южных Радугах — в Испании, на Балканах. Но это пока в планах.