Эміграція
Максім Юданаў — беларускі фатограф які больш чым 10 гадоў, запячатвае рэальнасць і тое, што яна хавае, на свой фотаапарат. Пасля пачатку вайны ва Украіне ён быў вымушаны пакінуць Пецярбург і пераехаць у Варшаву, дзе ў на сквоце, заснаваў фоталабараторыю “Syrena. Ciemnia”, у якой займаецца праяўкай фотаплёнак. Пра тое ці складана адкрыць фоталабараторыю, пра фатаграфіі і іх значнасці у новым артыкуле ў рубрыцы “Мастацтва ў эміграцыі”.
Максім Юданаў, фатограф і сузаснавальнік фоталабараторыі “Syrena.Ciemnia”
– Расскажи немного о себе?
— Я уже два года живу в Варшаве, куда переехал из Петербурга после начала войны. Здесь, последний год я живу на сквоте “Сирена”, где открыл свой независимый проект под названием “Syrena Ciemna”. Это фотолаборатория, которая занимается обработкой чёрно-белых фотоматериалов и связана с плёночной фотографией. Это моё основное хобби.
— Расскажи про свой проект. Трудно было открыть фотолабораторию? С чего всё начиналось?
— В Петербурге я увлёкся плёночной фотографией и начал фотографировать. Часто приходилось жить в коммунальных квартирах или просто арендовать жильё в спальных районах, иногда даже без ремонта. Везде, где я жил, я пытался создать импровизированные фотолаборатории, как в детстве — в ванной. Думаю, многим читателям постарше это знакомо, когда они с родителями печатали фотографии в ванной. Со временем я встретил таких же энтузиастов, и мы организовали фотопроект. Точнее, я присоединился к уже существующему проекту. Всё происходило в съёмной квартире, где на кухне стоял фотоувеличитель и растворы — там и происходила вся магия.
После начала войны, что стало одной из причин моего переезда, фотография отошла на второй план — было непонятно, что ждёт в будущем. Со временем, обустроившись на новом месте, я захотел снова заниматься фотографией, в каком бы виде это ни было. Оказавшись на сквоте, я нашёл место для этого. Сложно ли было? Хороший вопрос. И да, и нет. С одной стороны, кажется, что случай сам привёл меня к этой ситуации. Серьёзно. Я оказался на сквоте, и через пару дней узнал, что есть доступ к помещению, и что можно расширить пространство в подвале здания. Мы сразу начали работы по вывозу мусора, так как в этом подвале находился склад неработающего секонд-хенда. Начали ремонт: штукатурка, шпаклёвка… Трудности были в том, что всё делалось своими руками, и многие вещи приходилось учиться делать с нуля.
— Как война затронула тебя?
— Для меня вопрос переезда не стоял. Во-первых, ситуация была крайне неопределённой: страх, тревога. С 2014 года я чувствовал, что что-то идёт не так, но ничего не предпринимал. И вот прошло восемь лет, прежде чем я решился уехать из России.
— Какая для тебя была последняя капля?
— Наверное, это произошло, когда я открыл новости 24 февраля 2022 года. Тогда был неоформленный импульс, но за пару дней он оформился. Было потрачено время на переживания: пускание кровь из глазах от того, что смотришь и читаешь. А потом пришло осознание: “Ладно, окей, мы уже знаем, что будем делать” — и я уехал.
— Как работает лаборатория? Сколько дней в неделю, в какое время?
— Пока лаборатория работает в довольно странном режиме: она почти не функционирует, так как только что закончился ремонт. Но 95% работы уже завершено, оборудование есть, и сейчас идёт настройка процессов и, можно сказать, период наслаждения самим фактом, что всё готово. Как будет дальше — пока не совсем понятно. Возможно, это будет что-то вроде опен-колла для энтузиастов, которые не обязательно должны разбираться в процессе. Это может быть не очень практично, но в целом: “Добро пожаловать!”.
— Ты занимаешься фотографией, расскажи немного о своих работах. На что ты обращаешь внимание, когда фотографируешь?
— Я очень люблю наблюдать за ритмом города, я городской житель. Хотя пейзажи мне тоже по душе. В каждом жанре фотографии есть что-то, что особенно привлекает. Но мне кажется, что фотограф не просто снимает, а открывает себя через призму своих фотографий, через своё восприятие.
Поскольку я так или иначе городской человек, то меня интересует городская фотография. Я жил в разных городах, и естественно, среда моего обитания привлекает меня как фотографа. В городе мне особенно нравятся уродливые вещи, в самом широком смысле этого слова. Можно сказать, я люблю уродства цивилизации. Также мне очень нравится портретная съёмка в естественной городской среде. На природе, конечно, тоже здорово снимать. Что касается портретов и принципа фотографии в целом, я почти не снимаю в студии, мне нравится живая фотография.
— Как ты пришёл к фотографии и почему ты занимаешься этим хобби?
— Сейчас это происходит скорее по инерции. Это как когда спрашивают, почему ты не ешь мясо. Раньше я отвечал радикально, а сейчас это стало настолько естественным, что я даже не задумываюсь об этом. В этом сентябре исполняется 25 лет, как я не ем мясо. Но расскажу, как я начал фотографировать.
В 2005 году, когда я жил в Питере, я начал работать в благотворительной организации “Перспективы”. Она занимается помощью и сопровождением детей-инвалидов, от которых отказались в роддоме по разным причинам. Иногда нарушение у ребёнка может быть незначительным, но медперсонал говорит: “Нет, этому ребёнку будет тяжело у вас, сдавайте его в детдом”, и родители отказываются. Насколько я знаю, в странах второго и третьего мира, а также в постсоветских странах такая система до сих пор существует.
Со временем возникла проблема: когда ребёнку исполняется 18 лет, его отправляют во взрослый ПНИ (психоневрологический интернат), где он часто погибает. Он попадает в ужасные условия, с ободранными стенами и без должного ухода. Если человек сам не может двигаться, он просто угасает. Поэтому “Перспективы” создали внутри ПНИ своё отделение, куда переводят людей из детского дома, но уже в более приспособленные для жизни условия.
Когда я был волонтёром, я начал там фотографировать. В то время цифровые камеры были редкостью, но у моей соседки была хорошая цифровая камера, и она увлекалась фотографией. Я попросил её одолжить мне камеру на время. Нужно было сделать несколько снимков на волонтёрском собрании, поснимать людей со спины, сделать пару фотографий в городе. Это было интересно, особенно потому, что вокруг были дети, и я начал фотографировать и их. Так, можно сказать, я пришёл к фотографии через социальную деятельность.
— Ты жил в разных городах и фотографируешь больше 10 лет, как ты видишь изменения в городах?
— Изменения есть, они очень сильно заметны. Например, я начал жить в Петербурге в 2004 году, и на то время это был еще очень сильно Питер 90-х. Развалины, обшарпанные, полуразрушенные здания, но при этом у этого была какая-то своя харизма, атмосфера, но в течение 10-15 лет всё поменялось. Город оброс, появилось неимоверное количество недочеловеков и непригодных для нормальной жизни пространств. Но это не только про Питер, наверное, про весь бывший СНГ. В Варшаве, мне кажется, чуть-чуть по-другому. Но я здесь недавно, поэтому вижу, как будто бы не так всё плохо, но это только с точки зрения городской среды.
— Как ты думаешь, какое влияние фотографии оказывают на восприятие реальности? И фотография вообще имеет свойство влиять на сознание людей?
– Конечно, имеет значение. Если мы говорим о документальной фотографии, то, например, существует здание или улица, на которых вывеска в 2004 году выглядела так, а в 2020 или 2022 году уже иначе — это пример документальной фотографии. Но есть и определенные элементы, которые не несут такой явной смысловой нагрузки, и именно они могут присутствовать в кадре. Вот это меня особенно интересует. Одна из сторон фотографии, которая меня увлекает, — это стремление уйти от привязки ко времени. Безусловно, фотографии Нью-Йорка 80-х годов или любого американского города с характерной архитектурой выглядят впечатляюще. Но тогда это была просто реальность, тогда это было обыденно. Сейчас же всё это воспринимается как киношный эффект, как что-то стилизованное. В этом смысле современный мир меня уже не так устраивает. Я избегаю любых рекламных вывесок, если только это не что-то действительно оригинальное, что можно использовать.
Меня интересует не столько уход от реальности, сколько возможность почувствовать её через параллельный срез восприятия, который мы видим буквально в долю секунды после того, как обратили внимание. Все мы замечаем это, но проходим мимо. Однако на фотографии можно запечатлеть привычные нам вещи, явления, события, людей и сделать это так, чтобы они выглядели чуть-чуть нереальными, сюрреальными. Это сильное слово — “сюрреальность”, но оно точно передаёт суть.
Я также люблю документальную фотографию. Однако больше всего меня привлекает работа на стыке сухой документалистики и смещения оси восприятия реальности. Мне кажется, именно в этом пересечении начинают происходить самые красивые вещи.
— Фотография может изменить общественное мнение или восприятие социальных проблем?
– Конечно. Например, после Второй мировой войны журналистское агентство Magnum Photos отправилось в Англию, чтобы запечатлеть послевоенные последствия в 1947 году. Они сделали первые фотографии, отражающие последствия военных конфликтов, в данном случае — Второй мировой войны. Эти снимки стали известными. В целом, фотография действительно может влиять на восприятие социальных проблем, и Magnum Photos — яркий тому пример.
— Ты организовал мастерскую в сквоте Сирена. Это был осознанный выбор места? Положение позволяет сделать фотопроявку более доступной? Ты осознанно выбрал это место, либо это были обстоятельства?
– Это было стечение обстоятельств, но точно не случайность. Мне кажется, это был осознанный выбор места. Сначала я начал жить в сквоте, а затем очень быстро появилась возможность создать здесь лабораторию. Но суть в том, что некоторые вещи приходят в жизнь именно тогда, когда ты к ним уже готов.
— Приход вещей в жизнь — это следствие своих старых поступков, либо же нет?
– В целом, конечно, это следствие прошлых поступков. Что касается контекста этой мастерской, я долгое время занимаюсь фотографией с разным успехом — проекты то запускались, то прекращались, но я всё равно хотел продолжать заниматься фотографией. И теперь лаборатория готова к работе.
— Ты проявляешь плёнку всех форматов? Включая цветные и чёрно-белые?
— На данный момент я могу проявлять только привычную узкую плёнку, так называемую 35-миллиметровую, и плёнку среднего формата, но только чёрно-белую. Думаю, что со временем перейду к более крупным форматам, таким как листовая плёнка, но они требуют дополнительного оборудования. Однако сейчас вопрос формата для меня не столь важен. Цветная фотография, наверное, более актуальна, и мне тоже хочется её освоить. В последнее время я увлёкся цветом, как будто начал его видеть и понимать. Работа в цвете стала для меня интересной, и сейчас эта часть ремесла привлекает меня даже больше, чем чёрно-белая печать. В будущем планирую делать цветные фотографии вручную и печатать их через увеличительное стекло.
— Какие трудности испытываешь в работе в мастерской? Над чем хотелось бы поработать?
— Когда совпадают время и силы, трудностей уже нет. Самое трудное — это непростое время.
— Общий принцип DIY важен для тебя в работе? Мог ли ты самостоятельно научиться проявлять свои плёнки в своей мастерской? Проводишь ли мастер-классы?
— Я как-то объявлял пару мастер-классов, но они ещё не состоялись. Есть знакомые, которым я уже проявлял плёнку, и я всегда говорю им, что можно научиться делать это самостоятельно, но пока никто не проявил интереса.
— Сейчас всё больше цифровой фотографии. Как ты видишь место аналоговой фотографии в этом мире?
— В современном мире фотографии уже достаточно всего, и понятно, что цифровая фотография во многом схожа с аналоговой. Однако лаборатория и то, как я её вижу — это нечто нишевое. Лаборатория скорее служит искусству в фотографии.
— То есть ты считаешь, что фотография больше касается творчества, чем функциональности?
— Я называю это творчеством. Термин “искусство” кажется мне несколько плоским. Но в целом, да, с цифровизацией функциональность отходит на второй план. Сейчас есть телефоны, которые всё заменяют.
— Мир становится более цифровым. Как ты относишься к цифровизации мира? Думаешь, скоро ли машины заменят людей?
— Похоже, они уже начинают заменять. Но у меня нет особого отношения к этому. На данный момент я никак не отношусь к этому, скажу честно.
— Что самое важное в процессе проявки фотографий? Что нужно для домашней фотопроявки? Какие навыки необходимы?
— Нужно иметь какой-то опыт и желание не упустить результат. Даже если что-то не получается, это часть процесса обучения. Часто думаешь: “Вот оно, счастье”, а на деле снова сталкиваешься с проблемами. Но это всё часть процесса, и важно помнить об этом. Для домашней проявки необходим минимальный набор оборудования: бачок, термометр, набор химии, пару стаканчиков. И главное — желание.
— Я фанат мультиэкспозиции. Знаю, что плёнку можно вымачивать в кофе перед проявкой. Есть ли ещё какие-то приёмы для создания аналоговых эффектов в фотографиях?
— Да, конечно, есть множество таких приёмов. Мог бы погрузиться в эту тему подробнее, но лучше просто показать их на практике.
— И последний вопрос из области фантастики. У фотографии есть душа или это замороженные мгновения?
— Это, конечно, в первую очередь замороженные мгновения, но интерпретированные тобой. Концепция души мне не противоречит. Я считаю, что всё, что у тебя в голове, что движет тобой — глаз, сердце, мозг — всё это создаёт твои работы. Есть такая парадигма у фотографов: ты видишь глазом, чувствуешь сердцем, и мозг всё это перерабатывает, и вместе они работают. Я не настолько спиритуален, точнее, религиозен, чтобы говорить о концепции души, но в целом, наверное, да, если опираться на эту концепцию, то и в работах душа есть.
P.S. З нагоды супрацоўніцтва, праяўкі плёнкі і працы фоталабараторыі, а таксама падтрымкі праекта “Syrena. Ciemna” пісаць Максіму Юданаву