Эміграція
У рубрыцы “Чытаць у эміграцыі” каманда “Не сёння, не ўчора, не заўтра” публікуе апавяданне Ніка Брэзгашвілі, грузінскага контркультурнага аўтара, чый маніфест “Чалавек свабодны” вы маглі ўжо чытаць. Апавяданне “Нованароджаны не здольны на забойства” Ніка Брзгашвілі апісвае хаатычны і трагічны акт гвалту, учынены чалавекам, які страціў сувязь з рэальнасцю і чалавечнасцю. Назва аповеду адсылае да ідэі аб тым, што жорсткасць і здольнасць да забойства не з’яўляюцца прыроджанымі якасцямі, а фармуюцца пад уздзеяннем асяроддзя, абставінаў і асабістых выбараў. Твор ілюструе, як жыццё ў пэўнай асяроддзі, прасякнутай гвалтам і абыякавасцю, можа прывесці да жудасных наступстваў, калі чалавек губляе маральныя арыенціры і ператвараецца ў прыладу разбурэння.
Новорождённый не способен на убийство
Нико Брезгашвили
Погода для кого-то неудобная и мерзкая, для кого-то любимая и привычная. Моросит дождь, капли ученически бросаются вниз, неохотно встречаясь с крышами старых уродливых домов, которые если и могли когда-то жить и чувствовать, то желание подобное уже потеряли. Российский асфальт как-то глуповато рыдает, размазывая сопли по своему рыхлому лицу. Люди идут по улице с одинаково грозными лицами, словно проглотили весь шведский стол, где безразличие и холод смешались с кровью и дерьмом. Даже худая собака, переняв общий настрой, киснет под подъездным козырьком, отжимая грязную шерсть. Всё вокруг дышит единой грудью и следует порядку, который нельзя нарушать. Так, действительно, легче – легче жить, зная, что в большом механизме шестеренка-товарищ всегда подставит плечо. Но и в самых слаженных системах порой случаются невероятные вещи, которые заставляют мигом забыть про сплоченность.
Из окна пузатого пятиэтажного дома, фасад которого напоминает гнилой картофель, вдруг стеснительно высовывается дуло. Очень нерешительно оно осматривается и слегка дрожит. Дулу ужасно непривычно так вальяжно и дерзко выступать. Но владельца это не волнует, он не привык к увертюрам. Хочется стрелять, просто стрелять, стрелять из радости и из грусти, с удовольствием и без удовольствия стрелять. Морщится неровный нос, губы потрескавшиеся встречаются с еле влажным шершавым языком, глаза сухие и красноватые щурятся в надежде что-то неосязаемое рассмотреть. Прохожие такие маленькие и хрупкие, почти прозрачные – убивать их слишком легко. Он мечтал бы уничтожить что-то более стойкое и совершенное, не сдающееся после первого выстрела, способное вызвать настоящий интерес у опытного охотника. К великому сожалению, это лишь несбыточные мечты, а люди, хоть и слабы, но, тем не менее, материальны и снуют прямо под окнами его заплесневелой квартиры. Глупые лица забавно вытянутся, когда услышат выстрелы – они, должно быть, сильно удивятся такому концерту средь бела дня. Возможность быстро умереть их вовсе не порадует, скорее очень расстроит и на время парализует, что будет совсем уж невыгодным трюком в такой момент. А он времени терять не будет – он будет стрелять. Все-таки с людьми тоже достаточно весело, главное не забывать про их жуткую беспомощность и над ней регулярно потешаться.
Показывается уголок его немолодого морщинистого лица, спокойного и крайне счастливого. Он готов.
Раздается первый лающий выстрел, коротко прорычавший угрозу. Высокая женщина с длинным красивым лицом, несущая пакеты из павильона, падает на колени, не успев осмыслить происходящее. В решетках ребер её, напрасно укрывшихся за слоем одежды, беснуется пуля, выедающая гнилую мякоть. Бордовое густое пятно расползается по бежевой ткани аккуратной кофты.
Выстрел второй, совершенный больше для наслаждения, чем достижения цели, выводит из строя жертву. Она падает на бок, как-то странно подбив под себя руки, вытягивает шею. Застывающим взглядом старается найти причину собственной скорой кончины, но никак не может.
Люди вокруг ошарашено переглядываются не в силах пошевелиться.
Он улыбается, для удобства облокачивается на подоконник, задерживает дыхание.
Выстрел следующий. Злая пуля вгрызается в висок юноши, который едва очнулся от оцепенения и начал убегать. Туша хаотично дернувшись безвольно валится на землю, голова тяжело ударяется о сырую гладь, и из нее начинает вялой струей течь кровь. Лужица расползается, и один никудышный ручеек, словно решивший жить своей жизнью, всеми силами старается покинуть труп, приняв решение никогда не оборачиваться и не скорбеть.
Четвертый выстрел. Шуточный. Он намеренно промахивается, чтобы напугать всех еще пуще. Дать слабую надежду на спасение и сразу же ее отобрать. Народ деревянными ногами делает неуклюжие шажки в неправильные стороны.
Выстрел пятый. Лоб. На спину падает мать, неспособная даже сейчас отпустить свое дитя. В ее руке ослабшей остается детская крохотная. Ребенок громко рыдает и топает. Рядом с ним лежит когда-то родное, а теперь почти что незнакомое существо, с дырой меж глаз. Это не его родитель – не может этот пробитый череп его покормить или успокоить. Череп этот вообще ничего не может. Тогда почему до сих пор смотрит? Так мерзко и глубоко смотрит, стараясь захватить сразу все доступные зоны сознания. Это потому что черепу до сих пор больно и всегда будет больно, даже через сто и двести лет. От этого не спрятаться даже в могиле.
Все терпеливо и обреченно ждут, но выстрелы прекращаются. Ему хочется веселиться дальше, но не позволяет время. Повеселился когда-то на войне, очень хорошо это запомнил. Веселился всего минуту назад, а теперь закругляется. Он целует неизвестное оружие, долго облизывает острый курок, трется животом о холодный корпус. Он тяжело дышит, дышит быстро, стыдно стонет, кряхтит, выдыхает твердый воздух, который жевал. Высовывает голову из окна, не без удовольствия пересчитывает мертвецов и быстро моргает. Подтягивается и залезает на подоконник. Садится на корточки, смотрит вниз и закатив глаза обмякшей массой выбрасывается из окна. Последний выстрел.
P.S. Калі ў вас ёсць тэмы для артыкулаў або гісторыі якімі вы хацелі б падзяліцца пішыце нам на пошту.