Гендар
Гэты месяц мы прысвяцілі рубрыцы “Мастацтва ў эміграцыі”. Пачатак серый артыкулаў адкрывае Rina Trohi — фатографка з Палесся, якая два гады жыве і тварыць у Грузіі. Пра цялеснасць, камерцыялізацыю жаночага цела і кайф здымаць на мыльніцу, чытайце ў новым артыкуле “Не сёння, не ўчора, не заўтра”.
Rina Trohi, фатографка
Фота з асабістага архіву Rina Trohi
— Привет! Расскажи немного о себе: чем ты занимаешься и как пришла к фотографии?
— Привет, мне 35. У меня пошел второй год жизни в Сакартвело. Обычно занимаюсь активизмом в TikTok и стараюсь фотографировать. Иногда хватает ресурса сделать одну песню в год с другом и апсайклю вещи для души. К фотографии я подступалась давно. Мне в детстве очень нравилось нажимать на спуск старого фотика. В универе уже пробовала снимать на старый ФЭД и ЗЕНИТ. Но старые камеры доводили меня до слёз, когда после проявки не раз было пусто на плёнке. После универа, посреди фото бума, решила, что хочу снимать портреты. Выпросила у родителей камеру. Тогда это была непосильная покупка для семьи. Но они поверили мне, купили зеркалку Nikon D90 и портретный объектив. И с ним у нас надолго не вышло. Поснимала немного и устала от цифры. Тяжёлая, куча кнопок, но поняла, что мне нравится снимать друзей, подруг дома. Потом пришла мода на мыльницы, и я, не думая, купила свою малышку, стильную и простую Kodak Cameo, на которую снимаю по сей день. Поначалу пробовала с ней снимать город, тусовки, но человек всё равно победил. Раньше смущалась заявлять себя фотографом на мыльницу. Не раз слышала от Славы в фотоцентре на Беды: “Поражаюсь, как ты на это г*вно снимаешь такие сюжеты”. В мире фотоснобизма я букашка. Но теперь гордая.
— Что или кто вдохновил тебя заняться фотографией?
— Я думаю, всё началось с того самого старого фотика из детства. А ещё мне кажется, я вижу красивое и хочу это фиксировать, как умею. Также вдохновляют однозначно комплексы, мои в первую очередь, и осознание того, как их много у всех людей. Ну и моё эго. Мне всё же нравится, когда на меня и мою работу смотрят, реагируют, а если респектуют — вообще кружусь.
— Какое направление в фотографии ты выбрала для себя и почему именно его?
— Получается, что я выбрала ню. Но эти две буквы такие смешные, чтобы описать всю прелесть. Я снимаю преимущественно девушек и женщин, их телесность, уникальную красоту и сексуальность. Моя студия, чаще всего, это дом человека, которого снимаю. Меня стало бесить в какой-то момент, что так много прекрасных людей ходят, как собаки, сутулыми. Поскольку я одна из них, то вот вам моя фотография. В ней много откровения и откровенности, нарочито раскрепощенных поз. Я люблю чужие складки и хочу, чтобы “чужие” тоже начали с ними общаться. Меня бесит, что наше поколение и все до нас не понюхали секс-просвета. И что коммерческий идеал красоты настолько рулит умами прекрасных людей, что некоторые даже не смотрят на себя голыми в зеркало.
— Какой из твоих проектов или фотографий стал для тебя самым значимым и почему?
— Сложно выделять. Либо я сердобольная, либо каждая моя катушка и героиня дарят мне большую историю — почти всегда. Если вы тыкнете в галерее на любую карусель, я расскажу что-то важное. Если рассуждать, что значимость работы отражает реакция общества, тогда на данный момент самая мощная была на фотопроект про месячные, который мы сняли со смелой и красивой Ивой Сативой. Там в комментариях рвались и сердца, и жопы, и я осознала, сколько поддержки у меня есть, и что я умею справляться с негативной реакцией тоже.
— Какое место телесность занимает в твоем творчестве?
— Первое или второе. Потому что я стала чаще думать про сексуальность, её уникальность или отсутствие. Я давно отношусь к голому телу не как к объекту сексуализации, а как к инструменту борьбы с ней, как бы странно это ни звучало. Не раз слышала, что в моём творчестве слишком много протеста, мол, мне это мешает расслабиться и получать удовольствие. Но я протестую, ваша честь! Вот вам мои разные, красивые, смелые и голые тёти, реже дяди — дарю вам красоту и насмотренность, чтобы уже отстали от нас и дали спокойно без лифчиков походить. В сериале “Тед Лассо” я услышала фразу, которая хорошо описывает, что мною движет: “Я хочу, чтобы женщин перестали сексуализировать и одновременно осуждать за их сексуальность”. От протеста я вроде и сама устала, но пока еще не исчерпала его.
Фота з асабістага архіву Rina Trohi
— Ты говорила, что тебя раздражает цензура в фотографии. Что ты имела в виду?
— Когда у тебя нет денег на галерею или ты ещё не научился подавать заявки на проекты и резиденции, как я, у тебя есть только социальные сети для того, чтобы показать своё творчество и создать диалог со зрителем. Ты можешь сделать себе сайт или публиковать это в инсту. Я пока не поняла, зачем мне сайт. Но, возможно, поменяю своё мнение. А пока — Инстаграм. Я нахожусь в его теневом бане, потому что он кучу раз удалял мои публикации, потому что я кого-то там оскорбляю телом и сексуальным характером контента. Или он предлагает теперь мне удалить ряд публикаций, чтобы выйти из него, чего я принципиально не сделаю. Потому что какого *уя? Прикинь, аккаунты, которые называются “сисипопы”, я не шучу, на которых буквально и сиси, и попы, и в масле, вообще не оскорбляют сотни тысяч подписчиков. Но как только в твоих картинках есть намёк на подумать — пока, творец, держи 2 тысячи друзей, твоих лучших самых. Это такое лицемерие этих вонючих алгоритмов. Или то, что слово секс нужно шифровать, если ты хочешь поговорить о том, без чего никого из нас не было бы. Но интересно, что когда я начинала снимать и публиковать откровенное, мне хотелось эпатировать телом, давать его агрессивно, прямо в лицо, типа: “на тебе, выкуси, и что ты мне сделаешь? Да попустись ты уже и дай свободу”. Похоже, я говорила это сама себе. Сейчас мне прям хочется закрыть грудь всех моих девочек, больше не хочется дарить эту красоту целиком тем, кто прямо предпочитает невежество.
— Как ты считаешь, как коммерция повлияла на объективизацию женского тела? И возможно ли противостоять этому?
— Повлияла и жёстко на всех. Думаю, что мертвая точка уже позади. Но бизнес, построенный на вылизанной сексуальности, никуда не денется. Девушки, подгоняющие себя под идеальный товарный вид, тоже. Я потратила не одну нервную клетку, возмущаясь: “Ну зачем тебе эти губы? Ну зачем тебе эти ресницы? Наша натуральность такая прекрасная”. А потом словила себя на мысли: чем я лучше человека, который скажет: “Зачем тебе эти 5 кг?” Если мы хотим, чтобы от нас отстали с канонами красоты, нам стоит отстать от “инстасамок” тоже. Все выгребают много говна из-за внешности: и условно конвенциональные красотки, и красотки уникальные. Но важно, чтобы каждый мог быть честен с собой: зачем я выбираю такое тело или зачем мне комфортно не принимать его таким. У меня есть кейс, когда девочка захотела мою съёмку. Это была её первая подобная съемка (кстати, у меня часто так). Она такая красивая, ну муза Гогена, зажатая и довольно “на вы” со своим телом не спортивной формы. Спустя время я спросила, дала ли наша съемка ей новые мысли или ощущения. И она ответила: “Да, ты очень помогала. Я чётко поняла, что мне не комфортно в этом теле, и я хочу и могу это изменить”. Ахах. Поначалу я думала, что проиграла эту партию, мол, она не полюбила себя такой, какой любила в кадре я. Теперь девушка ходит в зал, регулярно делает селфи, потому что начала разглядывать и видеть себя. Это круто. Это я к тому, что сексуальный коммерциализированный образ для кого-то родной. Но если ты лопаешься в попытках к нему приблизиться, чтобы нравиться всем и быть принятой в эту элитную группу, то я звоню в полицию красоты. В общем, влиять можно, и я это делаю, как умею. И, как во всех вопросах, начинаем с себя.
Фота з асабістага архіву Rina Trohi
— Где, на твой взгляд, грань между искусством и эротикой как элементом потребления?
— Как-то друг сказал, что когда смотрит мои фотографии у него случается “культурный стояк”. Слово культурный меня успокоило. Я не сразу поняла, по наивности, что на мои фотки смотрят не только ценители прекрасного, но и просто возбужденная толпа. Сначала было неприятно думать с этой стороны. А теперь я понимаю, что это логично. Базовые потребности никуда не денутся. Но кто если не мы с моими тётями дадим и себе и миру этот секс просвет. Потому что у меня такое ощущение, что хорошему учат хорошие хороших, а кто не узнал, где это самое хорошее раздают так и остаются в темноте. Понятно, что каждый сам должен стремиться к лучшей версии себя. Но многим нужна помощь. Вдруг я кому-то помогла бросить камень и взять палку-копалку что бы разобраться в своих ценностях. Грань такова, в моем понимании. Если ты смотришь на тётю и на то как она выглядит, и презентует себя в кадре вызывает только возбуждение и сексуальное желание — это эротика. Если ты смотришь на тётю, и у тебя есть другие мысли, типа: “блин, она так расслаблена, что она хочет этим сказать”, “ого, это смело”, “какая линия”, “о животик как у меня”, “она похожа на ..” и т.д., тогда это в сторону искусства.
— С какими трудностями ты сталкивалась в своей карьере фотографа?
— Самая основная трудность, что у меня нет никакой карьеры. Я так хотела быть королевой андеграунда, что кажется, моя мечта сбылась. Но если раздвинуть шторки пессимизма, то на первом месте будет синдром самозванки, с которым мы всё ещё на ножах. И я точно знаю, что не одинока в этом. Моя природа сомневаться и взвешивать. Я могу тратить время и энергию на мысли, почему так мало реакций на эту серию. Потому что они не чувствуют, или я говняно чувствую, а почему мне это вообще важно? Бывало и такое, что я на полгода могла опустить руки, когда мне казалось, что это ни мне, и никому не нужно. Теперь время непростое, и я благодарю небеса, что могу просто делать это.
— Над какими проектами ты работаешь сейчас?
— Я никак не могу сесть и сделать себе портфолио. Это самый нужный мне проект, но прокрастинация, отсутствие опыта, работа, жизнь его все время оттягивают. А про фото. Я хочу снять легкую, без манифестов серию с маскулинными гетеросексуальными парнями или парнем (как сил хватит) в платьях, под названием “Ты шо баба?”. Чтобы поулыбаться над гендерными стереотипами.
— Как ты подходишь к выбору моделей для своих проектов?
— Есть два типа сотрудничества со мной. Любой человек платит мне за съёмку 150$ (на сегодняшний день), и мы работаем вместе, учитывая все тонкости души человека. Второй, это когда я хочу сделать что-то из головы. Тогда человек должен быть согласен на всё, и публикацию в том числе. Тогда я сама плачу за процесс. Чаще всего я нахожу таких в своем окружении и инста мире.
Фота з асабістага архіву Rina Trohi
— Какие новые технологии или тренды в фотографии тебя интересуют?
— Меня вообще не интересуют тренды и технологии в фото. Что-то до меня долетает, конечно. Но я человек простой. Есть мыльница, есть я, есть люди, и нам пока хорошо вместе. Иногда я думаю, не загнала ли я себя в зону комфорта с этой мыльницей. Вдруг, если бы снимала эти гладкие фотки и обрабатывала потом, была бы известной и модной. Как говорит моя подруга профессиональная ретушерка: “Хорошая обработка поднимает чек”. А я все никак её не услышу, всё свои шершавые мылки без обработки прошу смотреть. Но четкого ответа не нашла. Кажется, мне не интересно снимать иначе.
— Ты приверженец аналоговых фотоаппаратов, но как ты относишься к использованию социальных сетей вместо галерей для продвижения своего творчества?
— Я уже рассказала про инсту. И продвигатель я так себе. Это нужно было внести в пункт трудностей. Мне не нравится продавать себя. Очень трудно это дается. Поэтому снимаю и публикую и все дела. Задумываюсь о Патреоне. Мне кажется, что в моих простых снимках есть эстетика и шарм, а главное, истории. Но я ещё не изучила площадку, не знаю, что там с цензурой. Но очень хочется, чтобы моё нишевое творчество приносило доход, от просмотра, например. Или от просмотра без цензуры.
— Последнее слово читателям?
— Борьба за свободу фотографии показала мне, насколько я несвободна сама. Что мое идеальное не универсально и что я наивна. Что та ещё дискриминаторка. Что мы все разные и настоящего понимания этих простых слов достаточно, чтобы мир стал лучше. Что не все готовы видеть всё и что моё отношение ко многим вещам может меняться. Но точно лучше делать что-то, чем нет, и любить это дело. И тело.