Залежнасць ад псіхаактыўных рэчываў, мабыць, адна з самых стыгматызаваных тэм у беларускім грамадстве. З-за строгай наркапалітыцы ў Беларусі, людзі баяцца адкрыта казаць пра гэтую праблему.
Таксама пытанне залежнасці актуальна для беларусаў і беларусаў у эміграцыі. Мы пачынаем новую серыю артыкулаў пра людзей, якія трапілі ў вір ужывання ПАР за мяжой і спрабуем зразумець, што падштурхнула іх да гэтага.
У Беларусі Ліза працавала рэпетытарам па англійскай. Паўтара гады таму наша суразмоўца прыехала ў Польшчу на школу па наркаактывізму і засталася жыць у гэтай краіне. Ліза падзялілася сваім досведам з «Не сёння, не ўчора, не заўтра» і распавяла пра сваю залежнасць і барацьбу ёй.
Ліза, 29 лет.
“Спустя время я поняла, что у травы есть другая сторона…”
В 18 я впервые попробовала марихуану. У меня появился друг, который покупал траву через даркнет, и мы курили с ним раз в месяц. Со временем я стала курить чаще. Когда мне было 25, появились признаки зависимости.
Марихуана для меня стала одновременно и лекарством, и веществом, в которое можно убегать. Трава помогала мне при бруксизме и мигренях. Она в целом хорошо работает при гипертонусе мышц, помогает наладить глубокое дыхание.
Раньше мне нравились творческие порывы после травы: можно порисовать, послушать музыку. Марихуана также помогала мне в сексе, снимала блоки, способствовала расслаблению. Мне, например, трава не очень мешала жить. Правда, стало сложно читать литературу накуренной, а я по образованию лингвист, человек, специализирующийся в этой области.
Трава также поменяла мой аппетит: когда курю, я меньше ем. Как это работает у нормального человека? Он курит косяк, через час испытывает голод и ест. Я курю косяк, через час чувствую голод и курю опять. И так целый день, пока не пойму, что, если сейчас не поем, мне станет плохо. В Беларуси я курила через маленькие дудочки, но приехав в Польшу, стала курить косяками и через бонг. Трава у меня была каждый день.
Спустя время я поняла, что у травы есть другая сторона: она может вгонять в паранойю.
“Гуманная риторика о наркотиках сыграла со мной злую шутку…”
Так получилось, что марихуана для меня стала пропускным билетом к другим веществам. В первое время все было безобидно, тем более в Беларуси. Я никогда сама не ездила за кладами, поэтому, если вещества нет, то ты спокойно живешь дальше.
Но, когда переехала в Польшу, доступность психоактивных веществ сыграла свою роль: здесь купить наркотики довольно легко. Ты можешь курить дома, на улице, в машине — никто тебя не трогает.
В Минске, когда я видела ребят, нюхающих мефедрон, я считала это грязью, но, приехав в Польшу, сама стала это делать. Я начала нюхать порошки и ежедневно курить, и как-то немножко заигралась.
Когда год назад я участвовала в Школе наркоактивизма от Legalize Belarus, мне понравился такой гуманистический подход, что мы использовали понятие “психоактивные вещества” вместо наркотиков. Это вроде “давайте бороться со стигмой”. Но спустя несколько месяцев моей жизни в Польше мне стало совсем плохо, я начала думать о суициде и решила обратиться к психотерапевту. А он у меня спрашивает: “А вы не хотели походить в клуб анонимных наркоманов?” Это был первый раз, когда меня назвали наркоманкой, а не человеком, употребляющим ПАВ. И тогда я поняла, что с одной стороны, вся эта добродушная риторика с ПАВ – это здорово и мило. Но с другой, она заставляет тебя думать, что вещества — это не так уж и страшно. Но когда используешь термин наркотики не только по отношению к опиоидам, то понимаешь: это то, что несет зависимость и разрушительный эффект в твою жизнь. Поэтому сейчас я считаю, что наркотики – это опасно, и игра с огнем может нести разрушительные последствия. Так уж вышло, что гуманная риторика о наркотиках сыграла со мной злую шутку.
“Это путешествие в отчаяние и бессмысленность…”
Все употребление — это желание вернуться к первому разу, к первому моменту, когда ты попробовал вещество. Но это невозможно, у тебя уже другая биохимия. И каждый человек, который употребляет, понимает, что это путешествие в отчаяние и бессмысленность. Ты уже не испытаешь тот кайф, как в первый раз, но почему-то, все равно находишься в этом цикле.
Вещество выходит на первый план, ты начинаешь тратить деньги на него, а не на что-то другое, что может быть полезнее. Например, ты можешь вкладывать деньги в одежду, зубы, образование — это про будущее. ПАВ — это про удовольствие здесь и сейчас. Зависимость проявляется тогда, когда ты ставишь в приоритет вещество, а не контакты с людьми или благополучие своего будущего.
Насчет контролируемого употребления – меня триггерит это понятие. Если оно предполагает некий контроль, то значит, будь твоя воля, ты бы уже дорвался? Мне кажется, что просто есть люди с толерантностью, а есть те, которые предрасположены к зависимости. “Контролируемое употребление” — понятие, нужное, скорее, людям, которые боятся признаться, что они зависимы, и ищут компромисс со своей зависимостью. Если ты ешь экстази два раза в год и тебя не тянет больше, зачем тебе использовать термин “Культура употребления”? Если это не является твоей частью жизни. А если является, то это уже другая история.
“Если общество тебя презирает, то как ты можешь еще к себе относиться?”
Мне кажется, что зачастую люди, которые употребляют вещества, считают себя в глубине души плохими. И им нужно освободить внутреннего ребенка, погладить его по голове, дать ему свободы. Поэтому они прибегают к психотропам.
Но со временем мы наращиваем толерантность и нам нужно увеличивать дозу, не получая нужный эффект, мы злимся сами на себя за то, что ребенка нельзя проявить наружу, даже употребив. Поэтому тот этап, когда ты можешь разбудить в себе творчество, осознать что-то важное – он временный. Теперь я считаю, что если прибегать к разным практикам, любви к себе, принятия то можно раскрыть внутреннего ребенка и без веществ.
Формируясь в жесткой, агрессивной среде, мы привыкаем к тому чтобы, разрушать себя. Ведь система создает невыносимые условия для жизни. Плюс к этому добавляется стигматизации, человек начинает считать себя плохим и недостойным лучшей жизни, не может в нормальном состоянии расслабиться, не может себя полюбить, не может выстроить нормальные связи с людьми. Из-за самостигматизации и чувства вины, он употребляет снова, чтобы почувствовать себя лучше. Мне кажется, всем нам не хватает любви, и мы боремся за нее как умеем. Порой это выглядит жалко.
Поэтому закручивание гаек в тоталитарных государствах делает только хуже. Люди все равно будут употреблять и будут больше себя душить, смиряясь с тем, что они плохие. И это замкнутый круг: если общество тебя презирает, то как ты можешь хорошо к себе относиться?
Зависимый приходит к такому удовольствию – телесному, удовольствию через вещества. И когда пытаешься с веществ слезть, то сталкиваешься с тем, что от тебя требуется бо́льшие действия, чтобы получить тот же дофамин, условно. Зависимые, они более инфантильны, они хотят сразу получить выброс дофамина, не хотят подождать, поработать для этого, им нужно все и сразу.
Еще причина зависимости может быть в потере смысла. Мне сейчас сложно видеть какой-то смысл в жизни, когда идет война, когда мы не можем вернуться домой. Когда нам непонятно, что делать с гражданством, как прощаться с родителями, когда они будут умирать. И на все эти вопросы нет ответов. Что нам делать? И как нам заглушить боль? И я иногда задумываюсь, почему не все люди алкоголики, ведь алкоголь доступен, а жизнь очень болезненная и скучная, и всем нужно обезболивающее. Ведет ли это к смерти? И плохо ли это? Я не знаю.
“Когда говорят “казнить или помиловать”, то меня не устраивает ни одно ни другое…”
Я поддерживаю декриминализацию веществ. Когда употребление веществ нелегальное, это только усугубляет положение вещей. И как тысячу раз говорилось: “Если есть спрос, то нет смысла бороться с предложением”. Мы можем долго рассуждать о гуманном отношении, о пользе\вреде веществ, но положение вещей таково, что это просто выгодно тем, кто стоит у власти и нет в этом гуманного подхода. Они отмывают бабки, они делают нелегальный трафик и это всех устраивает.
Когда говорят казнить или помиловать, меня не устраивает ни одно ни другое. Мне не нравится называть наркопотребление преступлением, потому что это не преступление, а потребность в удовольствии или умиротворении. Если ты не умеешь получать положительные эмоции по-другому, то ты употребляешь.
“Мне не нравится называть зависимость болезнью…”
Мне также не нравится называть зависимость болезнью. Получается, что он больной человек и что с него взять? Странное отношение к ответственности.
Насчет реабилитации, как говорят, можно привести лошадь на водопой, но пить заставить нельзя. Без собственного желания ничего не получится. И гнобить человека за саморазрушение тоже глупо. У нас в руках своя жизнь и нам решать, что с этой жизнью делать.
Мне хотелось избавиться от этой нравоучительной позиции. Меня с детства много водили в церковь и я много знаю про рай, про то как правильно надо жить, как хорошо быть правильной христианкой. И все это не работает в реальном мире. Потому что антонимы, я лингвист и сделаю маленькую лингвистическую ремарку: антонимы – это крайнее слова в синонимическом ряду. Плохое и хорошее, это все одно и тоже, разная сторона одной монеты. Поэтому вопрос гуманности – спорный для меня. Гуманно ли рожать человека или делать аборт? Я столько пиз***ца пережила, что возможно гуманней было меня не рожать.
Возможно, когда-нибудь фармацевтика может шагнуть на тот уровень, что наркотики станут безвредными. Типо как сигареты заменили вэйпы, так и наркотики будут без последствий. Но это из области антиутопии Олдоса Хаксли. Ведь все мы хотим убежать от боли, а жизнь соткана из тысячи нитей болей.
Напоследок хочу сказать, что сегодня* я не курю, не нюхаю, занимаюсь с психотерапевтом, пытаюсь разобраться в природе своей зависимости. Тем, кто столкнулся с такой же проблемой, я бы пожелала больше общаться на эту тему, делиться опытом, интересоваться как происходит у разных людей. Больше ничего не могу посоветовать: пока ты сам/cама не окажешься в такой ситуации, не проверишь на себе, никто не сможет дать единственно правильный совет, как поступать. Я не могу убеждать “не употребляйте”, ведь кто я такая, чтобы это говорить? Единственное, чего б я хотела, это ввести такой тренд, когда люди перестали бы боятся говорить о своем употребление. Когда ты не анонимно можешь делиться своими проблемами: я не могу бросить пить, я не могу бросить курить, я не могу бросить употреблять. И когда люди будут видеть, что человек не выпадает из социума, а просто живет с зависимостью и его не будут клеймить наркоманом, ситуация станет полегче.
Артыкул створаны ў рамках стыпендыяльнай праграмы Free Belarus Center